Неточные совпадения
Служив отлично-благородно,
Долгами жил его отец,
Давал три бала ежегодно
И промотался наконец.
Судьба Евгения хранила:
Сперва Madame за ним ходила,
Потом Monsieur ее сменил;
Ребенок
был резов, но мил.
Monsieur l’Abbé, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал
моралью строгой,
Слегка за шалости бранил
И в Летний сад гулять водил.
— В нашей воле дать политику парламентариев в форме объективного рассказа или под соусом критики. Соус, конечно,
будет политикой.
Мораль — тоже. Но о том, что литераторы бьют друг друга, травят кошек собаками, тоже можно говорить без
морали. Предоставим читателю забавляться ею.
— Пантеист, атеист, рационалист-деист, сознательный лжец, играющий роль русского Ренана или Штрауса, величайший мыслитель нашего времени, жалкий диалектик и так далее и так далее и, наконец, даже проповедник
морали эгоизма, в которой
есть и эпикурейские и грубо утилитарные мотивы и социалистические и коммунистические тенденции, — на последнем особенно настаивают профессора: Гусев, Козлов, Юрий Николаев, мыслители почтенные.
— Такой противный, мягкий, гладкий кот, надменный, бессердечный, — отомстила она гинекологу, но, должно
быть, находя, что этого еще мало ему, прибавила: — Толстовец, моралист, ригорист.
Моралью Толстого пользуются какие-то особенные люди… Верующие в злого и холодного бога. И мелкие жулики, вроде Ногайцева. Ты, пожалуйста, не верь Ногайцеву — он бессовестный, жадный и вообще — негодяй.
— Голос у тебя небольшой и его ненадолго хватит. Среда артистов — это среда людей, избалованных публикой, невежественных, с упрощенной
моралью, разнузданных. Кое-что от них — например, от Алины — может
быть, уже заразило и тебя.
— Я бросил на мягкое, — сердито отозвался Самгин, лег и задумался о презрении некоторых людей ко всем остальным. Например — Иноков. Что ему право,
мораль и все, чем живет большинство, что внушается человеку государством, культурой? «Классовое государство ремонтирует старый дом гнилым деревом», — вдруг вспомнил он слова Степана Кутузова. Это
было неприятно вспомнить, так же как удачную фразу противника в гражданском процессе. В коридоре все еще беседовали, бас внушительно доказывал...
Самгин совершенно не мог представить: как это
будет? Придут какие-то болваны, а он должен внушать им правила поведения. С некоторой точки зрения это может
быть интересно, даже забавно, однако — не настолько, чтоб ставить себя в смешную позицию проповедника половой
морали.
— Для него… да и вообще для них вопросов морального характера не существует. У них
есть своя
мораль…
«Ребячливо думаю я, — предостерег он сам себя. — Книжно», — поправился он и затем подумал, что, прожив уже двадцать пять лет, он никогда не испытывал нужды решить вопрос:
есть бог или — нет? И бабушка и поп в гимназии, изображая бога законодателем
морали, низвели его на степень скучного подобия самих себя. А бог должен
быть или непонятен и страшен, или так прекрасен, чтоб можно
было внеразумно восхищаться им.
— Тебе понравились однажды мои слезы, теперь, может
быть, ты захотел бы видеть меня у ног своих и так, мало-помалу, сделать своей рабой, капризничать, читать
мораль, потом плакать, пугаться, пугать меня, а после спрашивать, что нам делать?
— Она вам доверяет, стало
быть, вы можете объяснить ей, как дико противиться счастью. Ведь она не найдет его там, у себя… Вы посоветовали бы ей не мучать себя и другого и постарались бы поколебать эту бабушкину
мораль… Притом я предлагаю ей…
— Врет, не верьте, хитрит. А лишь узнает, то возненавидит вас или
будет читать
мораль, еще скажет, пожалуй, бабушке…
Их сближение
было просто и естественно, как указывала натура, сдержанная чистой нравственностью и
моралью бабушки. Марфенька до свадьбы не дала ему ни одного поцелуя, никакой почти лишней против прежнего ласки — и на украденный им поцелуй продолжала смотреть как на дерзость и грозила уйти или пожаловаться бабушке.
Я хотел
было напомнить детскую басню о лгуне; но как я солгал первый, то
мораль была мне не к лицу. Однако ж пора
было вернуться к деревне. Мы шли с час все прямо, и хотя шли в тени леса, все в белом с ног до головы и легком платье, но
было жарко. На обратном пути встретили несколько малайцев, мужчин и женщин. Вдруг до нас донеслись знакомые голоса. Мы взяли направо в лес, прямо на голоса, и вышли на широкую поляну.
В дохристианском мире
была тенденция к отождествлению политики и
морали.
Возможна и желанна лишь жизненно-пластическая
мораль, для которой все в мире
есть индивидуально-творческая задача.
Но в будущем, после социальной революции, когда исчезнут классы,
будет единое человечество и единая общечеловеческая
мораль.
Единого человечества еще нет, создались классы с правами и интересами эксплуататоров и эксплуатируемых, и потому не может
быть единой
морали.
Марксистская
мораль не
есть ни христианская
мораль, ни
мораль гуманистическая в старом смысле.
И с точки зрения этой другой
морали они должны
быть признаны даже очень моралистами.
Это
есть неприятие никакой групповой
морали, противление установленным этой
моралью обязательным связям.
В моем юношеском опыте, исчезнувшем после обыска, я резко восставал против
морали долга и защищал
мораль сердечного влечения, то
есть в этом
был антикантианцем.
В этом я
был революционером в
морали.
Мораль состояла в том, что гайдамаков не следовало истреблять, а нужно
было помотать им.
Кончался этот рассказ соответствующей
моралью: реестровый казак внушал своим товарищам, как нехорошо
было с их стороны сражаться против своих братьев — гайдамаков, которые боролись за свободу с утеснителями — поляками…
Таково, впрочем,
было отношение и к евангельской
морали вообще.
Писарев и нигилисты
были материалистами, в
морали они
были утилитаристами.
Это
было толстовство платоническое, толстовская
мораль считалась неосуществимой, но самой высокой, какую только можно себе представить.
Мораль «Что делать?» должна
быть признана очень чистой и отрешенной.
И вместе с тем в нем
был сильный моралистический элемент, он требовал осуществления христианской
морали в полноте жизни.
Это
была проповедь новой
морали.
В Ветхом Завете, в Индии, у Сократа и стоиков
были уже даны почти все элементы христианской
морали.
На основании этой, чисто внешней,
морали он и убеждает дочь: «потерпи, потерпи — все хорошо
будет».
А
мораль, которую выводит для себя Большов из всей своей истории, — высший пункт, до которого мог он подняться в своем нравственном развитии: «Не гонись за большим,
будь доволен тем, что
есть; а за большим погонишься, и последнее отнимут!» Какую степень нравственного достоинства указывают нам эти слова!
Это не
есть что-нибудь неподвижное и формально определенное, не
есть абсолютный принцип
морали в известных, раз на всегда указанных формах.
«Требуем, а не просим, и никакой благодарности от нас не услышите, потому что вы для удовлетворения своей собственной совести делаете!» Экая
мораль: да ведь коли от тебя никакой благодарности не
будет, так ведь и князь может сказать тебе в ответ, что он к Павлищеву не чувствует никакой благодарности, потому что и Павлищев делал добро для удовлетворения собственной совести.
Он сам аккуратен и требует такой же аккуратности от других — разве такая низменная
мораль может
быть навязана миру, как общеобязательный жизненный принцип?
— Сделайте ваше одолжение! зачем же им сообщать! И без того они ко мне ненависть питают! Такую, можно сказать,
мораль на меня пущают: и закладчик-то я, и монетчик-то я! Даже на каторге словно мне места нет! Два раза дело мое с господином Мосягиным поднимали! Прошлой зимой, в самое, то
есть, бойкое время, рекрутский набор
был, а у меня, по их проискам, два питейных заведения прикрыли! Бунтуют против меня — и кончено дело! Стало
быть, ежели теперича им еще сказать — что же такое
будет!
Тут
была простая
мораль «пур ле жанс», которую ни один делец обуздания никогда не считает для себя обязательною и в которой всегда имеется достаточно широкая дверь, чтобы выйти из области азбучных афоризмов самому и вывести из нее своих присных.
Нет ли в их поступке двойной
морали, притворства, порочного действия, за которые их должны
были бы преследовать угрызения совести?
Мы говорим: общество, которое рассматривает человека только как орудие своего обогащения, — противочеловечно, оно враждебно нам, мы не можем примириться с его
моралью, двуличной и лживой; цинизм и жестокость его отношения к личности противны нам, мы хотим и
будем бороться против всех форм физического и морального порабощения человека таким обществом, против всех приемов дробления человека в угоду корыстолюбию.
— Василий Нилыч, я удивляюсь вам, — сказал он, взяв Назанского за обе руки и крепко сжимая их. — Вы — такой талантливый, чуткий, широкий человек, и вот… точно нарочно губите себя. О нет, нет, я не смею читать вам пошлой
морали… Я сам… Но что, если бы вы встретили в своей жизни женщину, которая сумела бы вас оценить и
была бы вас достойна. Я часто об этом думаю!..
У меня своих четверо ребят, и если б не зарабатывал копейки, где только можно, я бы давным-давно
был банкрот; а перед подобной логикой спасует всякая
мораль, и как вы хотите, так меня и понимайте, но это дело иначе ни для вас, ни для кого в мире не сделается! — заключил князь и, утомленный, опустился на задок кресла.
Так укреплял себя герой мой житейской
моралью; но таившееся в глубине души сознание ясно говорило ему, что все это мелко и беспрестанно разбивается перед правдой Белавина. Как бы то ни
было, он решился заставить его взять деньги назад и распорядиться ими, как желает, если принял в этом деле такое участие. С такого рода придуманной фразой он пошел отыскивать приятеля и нашел его уже сходящим с лестницы.
Ну, а грех какой, сохрани Господи! как придерутся, да начнут по судам таскать, да на все семейство эдакая
мораль пойдет, а еще, пожалуй, и имение-то все отнимут: должны
будут они-с голод и холод терпеть и без всякого призрения, как птенцы какие беззащитные.
За ее
мораль и нравственную чистоту Егор Егорыч нисколько не опасался, но все-таки Сусанна Николаевна
была еще молода, совершенно неопытна в жизни и, главное, как все Рыжовы, очень доверчива; между тем Егор Егорыч, при всем своем оптимизме, совершенно убедился, что коварство, лживость, бесчестность и развращенность понятий растут в обществе.
Егор Егорыч мечтал устроить душу Людмилы по строгим правилам масонской
морали, чего, казалось ему, он и достигнул в некоторой степени; но, говоря по правде, им ничего тут, ни на йоту не
было достигнуто.
Несмотря на свою духовность и строгую
мораль, Марфина вовсе не
была сухим и черствым существом.
Таким образом, мир
был заключен, и мы в самом приятном расположении духа сели за обед. Но что еще приятнее: несмотря на обильный завтрак у Балалайкина, Очищенный
ел и
пил совершенно так, как будто все происходившее утром
было не более как приятный сон. Каждое кушанье он смаковал и по поводу каждого подавал драгоценные советы, перемешивая их с размышлениями и афоризмами из области высшей
морали.
Я вспомнил магазин обуви, церковного сторожа, мне подумалось: выдаст меня этот человек! Но трудно
было отказать, и я дал ему икону, но стащить псалтирь, стоивший несколько рублей, не решился, это казалось мне крупным преступлением. Что поделаешь? В
морали всегда скрыта арифметика; святая наивность «Уложения о наказаниях уголовных» очень ясно выдает эту маленькую тайну, за которой прячется великая ложь собственности.